Гендиректор клиники «Эф Эм Си» в Челябинске Степан Фирстов считает, что в сфере частной медицины сегодня большинство коммерческих больниц заточены на зарабатывание денег, что несет угрозу здоровью пациентов. При этом в государственных учреждениях, по его мнению, — бардак. Фирстов говорит, что и в политику пошел, чтобы реабилитировать профессию врача (в феврале этого года он стал председателем регионального отделения «Российской партии пенсионеров за справедливость»). В интервью Znak.com Степан Фирстов рассказывает, почему частная медицина в кризис чувствует себя только лучше, чего ждет от участия в политике и почему выбрал для этого партию, провалившуюся на последних выборах.
— Расскажите, что происходит сегодня в частной медицине? Говорят, это одна из немногих сфер, где есть рост.
— Действительно, частная медицина при правильном руководстве в меньшей степени реагирует на кризис. Сейчас люди начинают обращать внимание на свое здоровье. Быстрые решения по поводу смены автомобиля, квартиры отходят на второй план. Раньше темп жизни был таков, что забывали о здоровье. Сейчас из-за кризиса к новым машинам, квартирам доступ резко сократился. Но и у нас есть сложности: подорожало оборудование и расходники. Думаю, всем клиникам пришлось повысить цены. Однако поток пациентов не уменьшился. Плюс к государственному здравоохранению люди относятся все хуже и хуже. Эти два процесса обеспечивают нам рост.
— В последнее время в Челябинске открылось много крупных клиник, это сильно повлияет на вас?
— Не думаю. И это объясняется несколькими причинами. Еще несколько лет назад мы открыли стационар в курортном месте, чтобы быть конкурентоспособными. В Челябинск с нашей экологией лечиться никого не привлечешь. Из других регионов к нам на операцию не поедут. Поэтому мы выбрали Миасс, где чистый воздух. Так делают на Западе — там все крупные клиники всегда за чертой города. Из этой же серии Увильды, где делают пластические операции. Второй аспект – это врачебная школа. На это люди тоже обращают внимание. Медицина и бизнес — взаимозависимые вещи. Будет один бизнес, клиенты не пойдут к тебе. Если будет одна медицина, то разоришься. Необходим баланс. Но я думаю, что медицины должно быть больше. В 90-е, когда проблемы со здравоохранением стояли особенно остро, решили привлечь к медицине бизнес. Но бизнес очень быстро выбрал только то, что приносит деньги. В медицине денежных сфер не так и много. Есть и такие области, где результат лечения может быть непредсказуем.
Многие пришли в эту сферу только зарабатывать, из руководителей частных клиник мало кто понимает, что он в системе оказания помощи.
Поэтому надо комбинировать денежные и неденежные сферы. Например, проктология, урология зарабатывают, а рядом с ними расположим терапевта. Да, он не зарабатывает, но давайте понимать, что мы оказываем помощь людям и этот врач в клинике нужен. И часть прибыли должна идти на таких врачей. На это мало кто идет. Кто что успел откусить, тем и занимается. Супермаркеты все захватили, ларьков не стало, все побежали в медицинский бизнес. Вчера фруктами торговали, сегодня пошли в медицину. Все бы хорошо, если бы на выходе не стояла угроза здоровью пациента. Частный медицинский бизнес опосредованно участвует в оказании помощи населению. За ним есть надзор, но нет четкого понимания, что они — часть всего здравоохранения страны. Такой несостыкованный союз дает много проблем, на которые государство ищет ответы. Помочь могла бы единая профессиональная врачебная организация, которой в стране пока нет.
Приведу пример. Допустим, человек хочет открыть клинику в Германии. Он идет к чиновникам, они говорят: здорово, у вас есть деньги, есть цель, мы не против, но вам надо взять разрешение у врачебного сообщества. И вот тут начинается регулирование. Прихожу я в эту ассоциацию. А мне говорят: в этом городе/области достаточно травматологов, а вот гинекологов не хватает. Открывайте гинекологию, мы дадим разрешение. Очень тонкий механизм контроля. А у нас не так! Для государства механизм регулирования сферы здравоохранения — невероятно сложный. Поэтому во всем мире здравоохранением управляет именно врачебное сообщество. И лицензии получает не юрлицо, как у нас, а сам врач. Если он плохо лечит, то может лишиться лицензии. У нас врач не субъект права, поэтому контроль, по сути, номинальный: чиновник во все тонкости лечения в каждой отрасли медицины вникнуть не сможет по определению, а организованного и отвечающего за каждого специалиста врачебного сообщества у нас нет, как нет и правосубъектности врача. А хотелось бы…
— Откуда такая разница между частными клиниками и государственными?
— Вопрос хозяина. Все главврачи на контракте, они свою работу не воспринимают как длительную, сегодня пришли, завтра ушли в другое место. Всегда был дефицит средств, но всегда были люди, которые умели выкручиваться, находить решения. Но сегодня во всех государственных больницах бардак, потому что главврачи перестали до конца быть хозяевами. Главный инструмент управления врачами — фраза: свято место пусто не бывает. Если ты уйдешь, найдем другого. Я мало где видел присутствие командной игры в госучреждении. Чтобы там
Мой уход в частную медицину был не только для того, чтобы деньги зарабатывать. Я сам не мог работать в таких условиях. Понял, что не могу работать в условиях, когда все время палкой по башке.
У меня было по 16 дежурств. Это значит, две трети месяца не выходить из больницы. И что я за это получил? Это такая система управления, где из мотивации только палка и кнут. В 90% больниц сотрудники к главным врачам относятся очень негативно. Дело даже не в личностях, система настолько разбалансирована, что врач не уверен в завтрашнем дне. Сегодня дали зарплату 30 тысяч, завтра 100, взял кредит — и тут же понизили до 15-ти. И крутись, как хочешь. Плюс врачей воспринимают как обслугу. Мой знакомый был врачом, потом ушел в бизнес и уехал в Англию. И он долго не мог объяснить, как мог опуститься с врача до бизнесмена.
Я в политику пошел, чтобы реабилитировать понятие «врач». У нас уже 20 лет люди, которые торгуют сникерсами, стоят выше, чем врачи, которые по своим природным данным, по уровню образования находятся совсем на другом уровне. У нас сейчас только треть студентов медвузов идет работать по специальности. Студент со своими романтическими мечтами попадает в условия нашей медицины, сталкивается с отношением пациента к врачу, видит, что государство его никак социально не поддерживает. При этом параллельно ему развивают мозги, и на выходе его уже ждут. И ждут не больницы. У нас нет механизма, удерживающего выпускника в медицине. Сразу же фармацевтические фирмы предлагают: вот тебе машина, зарплата и т. д. Конечно, молодой человек выбирает то, что здесь и сейчас. Чтобы этого не было, государство должно гарантировать, что через 10 лет у него будет совсем другой доход. Пока мы пожинаем плоды того, что было недодумано в 90-е годы.
— Зачем вы пошли в политику?
— Несколько лет назад я создал объединение частных медицинских организаций, в которое вошли руководители частных клиник. Я хотел, чтобы они в первую очередь занимались медициной, а не собиранием денег с пациентов. Но коллеги, увы, не до конца меня поняли. Наверное, захотели идти другим путем. Поэтому из этой организации я выхожу. И создаю новое объединение. Это будут клиники, которые сначала хотят заниматься медициной, а потом зарабатыванием денег. На западе профессиональные сообщества решают проблемы врачей и контролируют друг друга. Мы первые шаги уже к этому сделали, создали первую в стране СРО, объединяющую врачей-травматологов Челябинской области. Сейчас у докторов из сельских территорий есть возможность дополнительно учиться, общаться с коллегами, консультироваться.
Но когда я начал все это дело продвигать и вошел в Общественную палату, то понял, что без политики в нашей стране ничего не добьешься. С тобой будут соглашаться, кивать, но делать по-своему.
И я решил, что пойду в политику. «Партию пенсионеров» я выбрал потому, что у нее социальная повестка. Парламентские партии меня не устраивают, я не вижу у них стремления к изменениям. Думаю, что этот институт падет, нынешние парламентские партии уйдут. Лидеры старые, новых нет. Будет переформатирование публичной власти.
Но меня больше интересует другое. К 2020 году пенсионеров станет почти 50% населения страны. Это произойдет по двум причинам. Люди, которые массово рождались после Великой Отечественной войны, приблизились к пенсионному возрасту. И параллельно 90-е годы, когда никто не рожал. Эти люди выходят в возраст работоспособности. Первых очень много, вторых очень мало. Поэтому правительство задумалось об увеличении пенсионного возраста, страна просто не вывезет такое количество пенсионеров. Плюс сейчас военных пенсионеров больше, чем действующая армия. Поэтому мы рассчитываем на этот электорат. Этим людям тяжелее всех.
— Но насколько «Партия пенсионеров» боеспособна, учитывая и то, что в выборах в Госдуму вам не дали поучаствовать?
— Назовите, кто лидер в непарламентских партиях? Вы даже не назовете их. Но «Партия пенсионеров» понятна электорату. Пенсионеры — самые голосующие. Почему в 2006 году «Партия пенсионеров» получила много голосов? Потому что пенсионная реформа не была проведена нормально и у населения был запрос на эту тему. На будущих выборах картина может повториться.
Думаю, партия способна зайти в парламент в 2021 году.
«Партия пенсионеров» в реальности набрала 5% на прошедших выборах, но так сложились обстоятельства, что ее нет в Госдуме. При этом такие показатели партия дала в обезглавленном состоянии. Никто не мог агитировать на местах, вкладывать свои средства в продвижение и т. д. Но дальше эти цифры будут только расти. Это было показательно для меня. Даже при таком заходе цифры были больше, чем у других партий, нас обогнали только «Коммунисты России».
— Какие ближайшие задачи у партии?
— Партия будет участвовать в выборах президента РФ. Мы полностью доверяем Владимиру Путину, от нас будут доверенные лица. Для нас это гражданская позиция. И это наша первая задача. Кто бы ни пришел с Запада, они нам ничего хорошего не предложат, мы должны все придумать и сделать сами. Для меня это будет большая наука. Плюс выборы в местные органы власти. Мы будем участвовать.
— Что сейчас из себя представляет партия?
— В старом формате партия существовать не будет. В марте состоится съезд в Москве, партия будет переформатироваться, будут новые лица. Со времен ее боеспособности прошло уже 10 лет. Будет пересмотр всего состава. В челябинском отделении, скорее всего, будут люди, известные в городе, которые понимают, что я делаю. Плюс мои общественные организации, которые я веду, будут в этом участвовать. Будет создана общественная организация «На благо». Мы уже делали это перед выборами и продолжим работу. Мы брали врачей частных клиник и везли в село. Люди уже забыли, что такое бывает. За думскую кампанию мы провели 2500 таких приемов. Мы продолжаем это и сейчас. Я объехал крупные амбулатории в селах на предмет открытия там некоммерческих аптек. Проблема малых сел в том, что туда не хотят ехать крупные сети, потому что это невыгодно. И людям за банальным аспирином надо ехать за многие километры. Еще один проект – социальное такси для инвалидов. Мы будем завоевывать доверие реальными делами.
Источник: www.znak.com